Он за мною, видно, шёл,
Взял за локоть: «Слушай, Люся,
Будет очень хорошо,
Я живу в отдельном люксе».
У него усы густые
И глаза, как две букашки,
И виднеются кусты
Из-за ворота рубашки.
«Я не Люся, — говорю,
А зовут меня Тамара.
И такого не терплю,
И такие мне не пара».
Десять лет варила суп,
Десять лет бельё стирала,
Десять лет в очередях колбасу я доставала,
Десять лет учила я сверхсекретное чего-то;
Десять лет сидела я у окошка на работе.
Сердце стачивая в кровь,
Десять лет дитё ростила.
Что ж осталось на любовь?
Полтора годка от силы!
Не смутился он ничуть,
Только глазом гладит платье:
«Я за вечер заплачу,
Сколько за год тебе платят».
Я играла в мяч ручной
За спортивные награды,
И была я центровой,
И бросочек был — что надо.
Я авосечку-суму
Из руки переложила,
Кавалеру своему
Меж букашек засветила.
Мне до «Щелковской» в метро,
А от «Щелковской» — автобус,
А в авоське шесть кило
Овощных консервов «Глобус».
Открываю тихо дверь —
Дочка долбит фортепьяно,
Ну, а мой любимый зверь —
Он лежит, конечно, пьяный.
Снять ботиночки с него
Не тревожа постаралась,
От получки от его
Трешка мятая осталась.
Десять лет варила суп,
Десять лет бельё стирала,
Десять лет в очередях колбасу я доставала,
Десять лет учила я сверхсекретное чего-то;
Десять лет сидела я у окошка на работе.
Сердце стачивая в кровь,
Десять лет дитё ростила.
Что ж осталось на любовь?
Полтора годка от силы!
На плите чаёк стоит,
Дочка сладко засыпает,
За окном моим ГАИ
Громко частников ругает.
Глянешь в телик — дым и чад:
Поколенье молодое —
Все с гитарами, кричат,
Как перед большой бедою.
Убрала я со стола,
Своего пригрела Пашку…
Все же мало я дала
Тому гаду меж букашек.
